Каково это: быть женой Федора Конюхова? История знакомства с путешественником

«А что дома делать?» — этот мем знают все, как и имя человека, с которым он связан. Федор Конюхов — отважный путешественник, покоритель пустынь, морей и океанов, писатель, художник и священник. Не человек, а «терминатор» какой-то! А как же зовут его музу? Ту, что ждет его днями и ночами, смотря с тревогой на волнующуюся гладь океана? Как она все «это» терпит?

Моя жизнь с путешественником

Ирина Конюхова

400 р

Знакомьтесь, Ирина Конюхова — российский ученый, педагог и общественный деятель, доктор юридических наук, профессор, исследователь проблем конституционного права и международного права, жена, мама, бабушка и писатель.

Книга Ирины Конюховой «Моя жизнь с путешественником» — сборник увлекательных воспоминаний о знакомстве с будущим мужем и их истории любви, о невероятных путешествиях и простых повседневных радостях, об опасных приключениях в далеких краях и счастье находиться дома, о преодолении смертельных опасностей и том, что мотивирует жить, созидать и достигать. 

Делимся отрывком из книги

7 марта 1999 года в Москве на улице 1905 года в полуподвальной художественной мастерской, в полном одиночестве я ждала возвращения своего возлюбленного Федора из третьего кругосветного плавания.

Многие тогда удивлялись, как мы жили в этой темной, пахнущей плесенью и сыростью мастерской. Федор в свои сорок семь лет был уже известным путешественником, а я два года как стала доктором наук, профессором, работала советником в Конституционном суде России, преподавала конституционное право в Московской государственной юридической академии. Позади у каждого из нас был опыт прошлой семейной жизни, и тот и другой имели детей. У Федора были взрослые дети — сын Оскар и дочь Татьяна, у меня росли два сына-школьника, Анатолий и Семен.

Любовь с первого взгляда при встрече изменила нашу жизнь. Она началась не с белого листа, но в том новом измерении, в котором двое предопределяют для себя судьбу всего остального, что рядом с ними.

***

Из-за того, что мы жили в полуподвальном помещении, кто-то даже назвал нас Мастером и Маргаритой, но мы были другими. В нашей мастерской висели иконы Иисуса Христа и Божией Матери. Господь Бог сдерживал наши страсти и вовремя останавливал от необдуманных поступков.

Мы молились и были счастливы. Но не было в моей душе покоя. Так бывает. Вроде бы встретила человека, которого горячо любишь, а чувство неудовлетворенности не покидает тебя, ты все время ловишь себя на мысли, что ждешь вместе с ним другого, более светлого будущего.

Какое оно, это светлое будущее? В чем главный смысл нашего стремления к счастью? Не пропустить бы это главное в погоне за мелочами.

История знакомства

В этот день мы договорились с актрисой Валентиной Малявиной, по воле судьбы ставшей мне одной из близких подруг, пойти после обеда в гости к Анатолию Дмитриевичу Заболоцкому — другу и оператору-постановщику фильмов Василия Макаровича Шукшина «Калина красная», «Печки-лавочки».

Его квартира с высокими потолками дома дохрущевской эпохи напоминала музей. Древние иконы, картины, старинная мебель и редкие книги — все разом обрушилось на меня как живая история.

— После смерти Шукшина я так и не нашел режиссера-единомышленника. Тогда и решил заняться фотосъемками, — с грустью рассказывал о себе известный оператор.

Я рассматривала книгу Анатолия Дмитриевича «Лик Православия» — первое в России издание работ фотохудожника о русских православных храмах. 

— Между прочим, сегодня один из редчайших, подлинно русских художников Демьян Утенков придет ко мне с уникальным путешественником Федором Конюховым. Вот у каких людей вы должны взять интервью для книги, — обратился ко мне Заболоцкий.

— Как — Федор Конюхов? Сегодня здесь, у тебя, будет Федор Конюхов?! — Сидящую рядом Валю Малявину эта новость сильно взволновала. — Я за ним слежу уже много лет. Это потрясающий человек. Когда я впервые увидела его на экране телевизора, то просто остолбенела от одного только его лица!

Валя очень сожалела, что не может остаться. Ей нужно было ехать к друзьям на дачу, она обещала. Я тоже засобиралась. Мне не хотелось мешать встрече.

— Останьтесь, Ира. Сам Бог посылает вам Федора Конюхова. Обязательно послушайте его для своей книги. — Анатолию Дмитриевичу явно хотелось разделить еще с кем-то радость знакомства с этим человеком.

Я осталась. В ожидании гостей мы поразглядывали иллюстрации офортов Демьяна Утенкова на настенном календаре. Такие тончайшие по рисунку и сложнейшие по узору линий работы я видела впервые.

Раздался звонок в дверь.

— Пришли, пришли, голубчики! — Анатолий Дмитриевич побежал открывать.

Узнав, что Федор Конюхов — путешественник, я мысленно представляла себе образ коренастого, крепкого мужчины средних лет с пытливым взглядом исподлобья.

Те, кого я увидела, поразили меня, на миг мне показалось, что я потеряла реальность. С хозяином дома здоровались два человека эпохи Андрея Рублева. Длинные волосы и борода, раскованность в движениях, худощавость в той степени, что может быть достигнута лишь постом либо особым воздержанием в пище, некоторая отрешенность, свидетельствующая о постоянной работе души.

«Неужели такие люди еще бывают на этом свете?» — первое, что пронеслось в моей голове. Последние годы средой моего общения были мужчины в галстуках. Это был совсем другой мир, обремененный властью и несвободой. Контраст между людьми моего окружения и обликом гостей Анатолия Дмитриевича был разителен.

Я обратила внимание, как один из стоящих у порога стал снимать обувь. Скорость и легкость, с которой он это проделал, были невероятны. Мы встретились взглядами.

Меня вдруг охватило сильное волнение от проницательности его слишком красивых серо-голубых глаз, и он, почувствовав это, неожиданно подмигнул мне, как бы говоря: «Не смущайся, я свой человек». Это был Федор… Зайдя в кабинет Анатолия Дмитриевича со словами «хорошая картина», адресованными висящему на стене большому полотну белорусского художника, Федор тут же начал говорить. В момент встречи с нами он находился под впечатлением своего «одиночного похода» в Государственную думу, где пытался найти поддержку своему проекту:

— У меня мечта — установить на Южном полюсе российский флаг. Никогда еще за всю историю России он не стоял там. Я хочу посвятить свой поход 175-летию открытия Антарктиды русскими мореплавателями Беллинсгаузеном и Лазаревым. Хотя они первые открыли этот континент, русские имена даже не упоминаются в зарубежных картах ледового материка.

Через какие-то полчаса я узнала об Антарктиде столько, сколько, наверное, не познал бы выпускник географического факультета за все годы обучения. Казалось, перед тем, как отправиться на Южный полюс, этот человек изучил всю, какую только возможно, литературу о снежном материке и о роли русских исследователей.

— Сегодня, между прочим, день Казанской Божией Матери, — сообщил вдруг Демьян.

— Мы в Находке строим церковь Казанской Божией Матери, — тут же заметил Федор.

Они принялись рассуждать о вере русского человека, затем об искусстве, кинематографе, красоте сибирского кедра и Тихого океана, слышались имена: Шукшин, Высоцкий, Астафьев, Миклухо-Маклай…

В этот вечер я забыла о времени. На первый взгляд вроде бы ничего необычного не происходило. Как и бывает в гостях, мы сидели за столом, и хозяин угощал нас чаем. Федор охотно рассказывал о себе, Демьян и Анатолий Дмитриевич периодически вставляли слова, поддерживая рассказчика, я молча слушала. Но если бы кто-то смог в этот момент проникнуть в мое сердце, то обнаружил бы там необычайное смятение. Внутри меня вдруг заиграла удивительная музыка, все мое существо охватило предчувствие другой, более красивой и близкой мне по духу новой жизни.

Мир менял краски, в моей жизни появился человек с именем Федор, и желание быть рядом с ним все сильнее овладевало мной. Федор сидел напротив меня, и я ощущала, что он тайно подглядывает за мной. Как это ему удавалось? Глазами он смотрел в мою сторону редко и очень быстро отводил их, если вдруг встречался со мною взглядом. Но я чувствовала, что этот человек читает меня, как никто никогда еще не читал. Это было очень трепетное и бережное, почти неуловимое для окружающих умение художника, увидев что-то, замереть в желании одного: не спугнуть и сохранить для будущей картины.

Его манера наблюдения украдкой, пробуждающая состояние неповторимой таинственности, волновала меня. Мне захотелось навечно застыть под взглядом этого человека, лишь бы только не потерять необыкновенную красоту его близости и гармонию нашего общения без слов. Это был он, мой возлюбленный, тот, кого я так долго ждала, чтобы связать с ним жизнь одной судьбой.