Небесная почта. Рассказ

Рассказ из книги священника Константина Камышанова «Адам, Ева и Рязань».

Адам, Ева и Рязань. Записки о русском пространстве

Священник Константин Камышанов

359 р

Я сидел и щурился на солнце и реку. Взял в руки фотоаппарат, стал снимать, не глядя на мужиков. Старший разбалабонился и сообщил, что он важная шишка, аж целый шофер у кого-то там солидного, и приехал в родную деревню на машине шефа. А молодой парень — его родня, живет здесь.

Они стали вытаскивать лодку и прятать ее в кустах. Я повернулся к ним спиной и пошел посмотреть на деревню, давшую миру шофера Значительного лица.

Настроение было скверное. Когда я вошел в деревню, мне казалось, что дух враждебности витал над ее улицами.

Я фотографировал. Жители, попадавшиеся на улице, замирали и смотрели на меня в напряженном изумлении, а я отводил глаза на цветущие яблони.

Вдруг подошел нетрезвый пожилой мужчина и уставился на меня в упор. Вообще обычно в наших деревнях спокойно, народ здесь живет мирный, ни о каких разбоях не слышно, так, по мелочи — зимнее воровство, а в основном круглогодичное тихое пьянство и равнодушное спокойствие к переменам мира. Поэтому я очень удивился явлению человека, которому есть до меня дело.

— Ты чё делаешь?

— Снимаю.

— Зачем?

— Вот ты и я — уже пожилые люди. А дома в деревне еще старше. Вот мы с тобой скоро умрем, а дома развалятся. Но у меня на фотографии они могут жить очень долго, и люди будут знать, как мы с тобой жили. А то и следа от нас не останется. Мужик сморщился от моих слов как от боли. Слова про смерть ему явно не понравились. Он отвернулся, почесал голову и вдруг с мольбой попросил:

— Батюшка, ты войди в мой дом. У меня мать болеет!

Я очень удивился. На мне были джинсы и желтая куртка, и бородка у меня профессорская. Стрижен накоротко, с рюкзаком. Как он узнал во мне священника?

Его дом стоял среди буйно цветущих яблонь. Деревья уже сыпали теплую метель лепестков, жужжали пчелы, от избы пахло старинным деревом. Я заметил, что столетние срубы пахнут ванилью, а совсем древние — ладаном. Запах ладана и ванили смешался в этом доме с запахом распаренной картошки и парного молока. 

Мы вошли в большую комнату. Все в ней было на месте: зеркало в черной раме и фотографический «иконостас» родни. На его карточках розовела щеками дородная десятиклассница. С другой фотографии строго смотрел моряк. Жених с невестой приклонили головы друг к другу. И наживую, поверх стекла, была прилеплена фотография с чьими-то похоронами.

Тикали часы. На диване спал кудлатый кот, в дверь заглядывали курицы и, казалось, о чем-то спрашивали.

— Батюшка, болею! — сказала из темноты пожилая грузная женщина.

— Как сказал апостол Петр: «Не имею ни серебра, ни меди, но имею дар исцелять». Нам, священникам, он передал такой дар. Ты сиди, а я буду молиться, и Господь услышит нас.

— Прости, батюшка. Хвора ногами. Оттого в церкву не хожу, что ноги не держат.

Я начал молиться. В конце молитвы женщина глубоко вздохнула и стала смотреть в окно на белую яблоню.

— Вставай, мать. Я тебя благословлю святым маслом.

— Господи, Господи. Откуда мне это? В городе жила — не могла дойти до храма и причаститься. А тут, в эту глухомань, батюшка пришел и молится мне.

— Ты не грусти. Богу не надо указывать, кого и как посещать. Он и без нас Сам Себя знает.

Я стал читать молитву елея. Коснулся ее лба — она закрыла глаза. Коснулся глаз — она улыбнулась. Коснулся рук — она вздохнула. Встал перед ней на колени помазать ноги — она заплакала.

— Что же это делается, батюшка предо мной на коленях стоит!

В дверях стоял потрясенный отрезвевший мужик. Я не смог глянуть на себя их глазами. Как это, в джинсах, в желтой куртке и коротко стриженный видится им батюшкой.

— Ты, мать, не смущайся. И ты — образ Божий. И ты — Его живая икона. Разве ты забыла, что ты Его любимая доченька?

— Господи, да за что мне такое?

— Ну, может, ты пожалела кого или какое другое доброе дело сделала людям. Вот и тебя Господь утешил.

— Делала, делала я доброе дело…

Кончил и говорю:

— Ну, мать, все, что тебе положено по возрасту, здоровью и чину, Господь даст по Своему милосердию. Бог принимает и наше малое таинство Елеосвящения, которое Им дано на благословение и здоровье.

Взял рюкзак, сложил в него масло и все остальное и пошел из избы. В сенях меня встретил мужик:

— Деньги возьми!

— Я с больных денег не беру. Мне ее сотня карман жечь будет. У меня руки есть, и я могу ими заработать. Не срами меня.

— Ну так возьми рыбу. Рыбу я ловил. Это не матерна рыба — моя. Мы с тобой по-мужски рассчитаемся. Не моги не взять. А то я буду думать, что мы тебе не угодили. И что твоя молитва была неполная. Без оплаты, может быть, в ней силы не будет. Потому что без благодарности Богу круги не замкнутся, — и дал полмешка вяленой таранки.

Пришлось взять, чтобы «круги замкнулись».

***

На закате солнечные лучи пронзили лес. А мою душу пронзило странное чувство того, что Бог взял меня за плечи, повел через дебри и ручьи в эту деревню, куда и проехать нельзя, и довел до дома Екатерины. И мне было чудно, что я, как-то без слов, понял Господа. Но еще удивительней было то, что, оказывается, Бог может взыскать человека даже в глухом лесу.

Не знаю, за какую праведность или за какие грехи Он послал меня к ней. Но знаю, что местное отделение небесной почты работает хорошо и доставляет народу не только обычные письма и посылки, но принимает и Божии переводы и телеграммы. Отец Александр тут в деревне со своим мотоциклом и крестами на постоянной службе, а я — как бы на подработке.

А у Бога везде порядок и надежная связь.

Больше рассказов в книге священника Константина Камышанова «Адам, Ева и Рязань».