Где взять разрешение на радость?

Отрывок из книги архимандрита Саввы (Мажуко) «Лабиринты благочестия»

Лабиринты благочестия

Архимандрит Савва (Мажуко)

530 р

Стою на исповеди. Старушка всхлипывает и робко терзает усталый платок.

— Батюшка, я такая грешница!

— Правда?

— Даже стыдно сказать…

— Не робейте!

— Я на свадьбе плясала. И чего я туда пошла, на свадьбу на эту?

— Ну потанцевали, и ладно, чего переживать!

— Правда? Так это не грех?

— Что за глупости!

— Ой! А мне так хотелось!

Вы только подумайте, в чем каялась эта бабушка? Она танцевала! Что же тут такого? Да, собственно, ничего особенного, почему бы на свадьбе и не потанцевать? Но это вам «ничего особенного», а православному человеку непросто в этом мире, ему нужно особое разрешение на радость. 

***

Одна моя знакомая как-то призналась, что завидует своим неверующим подругам: делают что хотят, кушают что хотят, загорают, танцуют, ходят на фитнес, в кино, театры, — а себе хоть пропади! Зовут на новый спектакль — а в это время всенощная. У сестры юбилей — а тут, как на грех, пятница, да еще, не дай Бог, Усекновение или Воздвижение! Сядешь обедать — опять помолиться забыл! Батюшку в магазине встретил — обойдешь стороной. Не потому, что не любишь, а во избежание сложностей: брать благословение или просто поклониться? А если он без подрясника? А можно ли священнику говорить «доброе утро»? И вдруг потом придется поддержать благочестивую беседу? А как беседовать, когда рядом соседка Людка? Ведь если искренне разговаривать — тщеславие, если сдержанно — веру предашь! Господи! И не прошел же Ты мимо, когда в церковь меня звал!

Не христианин, а нервный бегемотик!

Но самое страшное время — Великий пост! Время, когда православный понимает, что жить — это не только грех, но и большая ошибка!

Все религиозные журналы и календари пестрят заголовками про устав питания по дням: синим выделено сухоядение, фиолетовым — без масла, прямо под цвет лица и настроения! А в церкви службы дли-и-нные, пение по-о-стное! Постное пение — это не когда «Покаяние» Веделя и «Ныне силы» Львовского, а когда ты возьмешь ля-бемоль — и сил дойти до дома уже не останется.

А что делать? Всем трудно! Но обычаи храним и от веры не отречемся! Мы народ крепкий, истине верны! Это католики придумали, что пост надо обязательно держать, только если исполнилось восемнадцать и не стукнуло шестьдесят. А после шестидесяти что, уже и поститься не обязательно? Ловко придумали! Кто бы у нас тогда пост держал, если не старушки за шестьдесят?

И тут выяснятся, что и у нас все не так строго.

— Откуда вы знаете, что сейчас сухоядение?

— Из календаря.

— А как это правило попало в календарь?

— Из Типикона.

— А что такое Типикон? Вы его читали?

— Только первые главы. Но там так странно: выходит, что это устав какого-то мужского монастыря.

— Вы монах?

— Что вы! Я вообще женщина средних лет, и вот — трое детей и муж голодный из кухни выглядывает. Я лучше пойду, ладно?

Старушка, покаявшаяся в свадебных танцах, осталась мне благодарна. Но благодарна по-православному, то есть я абсолютно уверен, что в следующий раз она будет танцевать на свадьбе, а потом снова придет каяться, и скорее всего — ко мне, потому что все говорят: «Иди к Савве, он всем всё прощает! А если хочешь к настоящему батюшке, к строгому, то… (место для вашей рекламы)». 

Внутри православной традиции вы можете найти взаимоисключающие правила и советы, и от этой неразберихи просто кружится голова; а человеку, особенно молодому, очень важно знать: как правильно? Как на самом деле? Чего от меня хочет Бог? Ведь надо жить по воле Божией, а не вопреки ей! Но подумаем:

— Сухоядения и вкушения рыбной икры в субботу Лазаря — это именно то, чего от меня ждет Бог?

— Что вы! Этого не требует даже Церковь. Ведь Типикон — устав жизни типового мужского монастыря, составленный как образец по стандартам жизни семнадцатого века.

— А если я не монах и довольно редко бываю в семнадцатом веке, почему я должен выполнять эти требования?

— Чтобы показать единство Церкви!

— Но в чем же это единство, когда подавляющее большинство просто не в силах выполнить эти предписания? И, как оказалось, никто эти требования мирянам и не предъявлял. Да и сами посмотрите: этот стиль благочестия не эффективен, он не делает людей добрее, не приближает их к Богу! Это не малое стадо Христово, это кучка испуганных и издерганных ягнят с такими же перепуганными пастырями!

— Но ведь надо почтить старину и традицию! Не нами положено, не нам и отменять!

Сколько за эти годы было написано на тему поста, богослужебного устава и православного благочестия! Но все реплики и призывы упираются в один суровый факт: необходимо творческое усилие Церкви и политическая воля церковного руководства, чтобы навести здесь порядок, сделать нашу религиозную жизнь более понятной, честной и логичной, иначе все эти статьи и книги будут иметь тот же эффект, что и поклейка обоев в горящем доме. 

***

Однажды меня отправили получать водительские права, и я был потрясен открытием нового мира знаков и значений. Водитель машины находится в ином семантическом поле, нежели пешеход. Оказывается, сорок лет я жил в параллельном мире! Конечно, мне было известно, что улицу переходят на зеленый свет, но что такое разделительная полоса, двойная сплошная и знак «Движение без остановки запрещено» — я не знал. 

Я беспечно бродил по тротуарам, а в это время дорога жила своей насыщенной знаками жизнью. Здесь нельзя поворачивать налево, тут запрещена стоянка. Если желаете идти на разворот, придется проехать до кольца, только не забудьте, что приоритет у того, кто уже на кольце. 

Религиозная жизнь — это тоже система знаков. Ведь религия только об этом — об обнаружении в знаке, означивании значительного, самого значительного, что только есть на свете. То есть о Боге и о человеке. 

Религия — словно дорога со своей разметкой, знаками и светофорами. Согласен, не самая удачная метафора, потому что сразу думаешь: какую же службу несут батюшки и епископы в этой объемной метафоре, «священники с большой дороги»? Но только представьте себе, что из глубокого уважения к трассе, которая помнит образцы героизма и доблести, из чуткой памяти к священному прошлому мы не меняем на этой дороге ни знаки, ни разметку! 

Конечно, появились скоростные автомобили, и дорожное полотно благодаря новым технологиям стало более прочным, люди стали лучше осведомлены и образованны, улучшились средства связи, и, совершенно естественно, появились новые знаки, нанесена свежая разметка. Вот только рука не подымается убрать старое, проверенное и уважаемое, с которым так много связано. И рядом с новым знаком по-прежнему стоит старый, и, рисуя новую разметку на асфальте, мы с чувством глубокого уважения обновляем и старую, которая, правда, противоречит новой, даже требует противоположного, — но ведь это настоящая старина, проверенная временем! 

И автомобилист несется на свой страх и риск, потому что не может не ехать, — но и не в силах понять, где старый знак, где новый, и почему его штрафуют, и как случилась эта авария, и как так происходит, что на такой уважаемой трассе столько катастроф и столкновений и, главное, совершенно дезориентированы и водители, и пешеходы, и инспектор. 

— Ты что, не видишь, что тут поворота нет?

— Так вот же знак — можно было поворачивать!

— А рядом какой стоит? Нет поворота!

— Так по какому знаку ехать, по старому или по новому? Хотя бы старый уберите!

— Как же мы его уберем? Он тут, знаешь, сколько стоит? С этим знаком столько всего связано! Не тобой поставлено, не тебе и трогать!

— Так ведь люди разбиваются!

— Потому что народ темный, учиться не хотят!

— А как учиться, если у вас и разметка на полдороги — и две сплошных, и прерывистая, и снова сплошная!

— Люди помудрее нас с тобой были, когда разметку ставили. К тому же народу очень нравится, когда старину чтят. Я бы вообще запретил по дорогам ездить. От ваших машин только суета. Копоть на древних знаках оседает да разметки священной из-за машин не видно. А ведь недавно отреставрировали! Если бы не такие, как ты, знаешь, какая бы у нас дорога была? Загляденье! Все бы хорошо, только люди мешают!

Мне этот выдуманный диалог напоминает воздыхания одного знакомого батюшки, который тосковал по «бесчеловечной службе», когда в храме был только он и регентша, которая все вычитывала, «не щадя живота своего». И «маливались» они часов по пять, а потом чай пили у матушки Синклитикии из самовара.

Вот только дорога — чтобы ехать, ее строили не ради знаков и разметки. И если мы хотим, чтобы она была живой и служила своей цели, рано или поздно придется навести на ней порядок. Ведь Церковь — несущееся сквозь века ликование о Господе Воскресшем, и детям Божиим не нужно специальное разрешение на радость, если Христос посреде нас!