Сергей Волков: «Таких не берут в космонавты…»
Русское пространство
Если хотите видеть райский уголок нашего Мурмана, предупредили меня,
так не сходите с палубы. Скоро будет Териберка.
Владимир Немирович-Данченко. Страна Холода
Принято считать, что русский Крайний Север это территория, на которой жить трудно и не нужно. Человечество, мол, жить там массово не может, не хочет, не будет. При этом человечество с удовольствием рассуждает на тему колонизации Марса. Илон Маск и инноваторы рассказывают нам, что жизнь на Марсе может быть трудной — но все же без этого никак. Ведь Земли на всех не хватит. Дискуссии ведутся на полном серьезе, об этом пишут научно-популярные книги, государства выделяют деньги на исследования, инвесторы с удовольствием вкладываются в строительство будущей жизни на Марсе.
Из нашего прекрасного далека России 2062 это кажется чем-то крайне искаженным с точки зрения здравого смысла. Понятно, естественно и правильно, что творческая натура человека рвется осваивать космос. Но, как это часто бывает в глобалистском дискурсе, произошла тотальная подмена понятий. Если говорят об экологии — то все чаще про углеродный след и глобальное потепление где-то там и в будущем, а не о том, как местным жителям справиться с обмелением рек, гибелью лесов, эрозией почвы здесь и сейчас. Если про социальную ответственность — то о борьбе с бедностью далеко-далеко, вместо того чтобы перестать возить по глобальным цепочкам пшеницу из Евразии в плодороднейшую Африку, мясо из Аргентины в Европу и прекратить финансовые спекуляции в глобальных центрах.
Когда говорят о перенаселении планеты и излишней антропогенной нагрузке на Землю, то предлагают дать денег на освоение Марса, где через 50 лет все будут жить в капсульном мире, как показывают в голливудском кино. Построить такой мир будет невероятно дорого. И он будет чрезвычайно уязвим и неустойчив, а человек в нем — оторван от своего традиционного многолетним путешествием. Но очевидные минусы не мешают инноваторам строить маркетинговую стратегию освоения Марса.
У нас кое-что есть для Илона Маска с инноваторами — русская Арктика. По сравнению с переселением на другие планеты освоение Крайнего Севера представляется гораздо более разумным. Это намного дешевле, доступнее, экологичнее, устойчивее. Да и за несколько часов, в крайнем случае суток, с Севера можно добраться до любой точки планеты. Илон, русская Арктика — это огромные пространства, ждущие своего освоения!
Первая героиня этой главы — современный покоритель Заполярья Юля Кореева, представительница нового сообщества молодых переселенцев на Крайний Север. Раньше она жила в Москве, окончила Строгановское художественное училище, собрала вещи, заказала контейнер и отправила свои пожитки на Кольский полуостров. Там нашла работу, вышла замуж, родила ребенка. Муж тоже переселенец — из республики Марий Эл. Переселенцы нового типа, они приехали не за длинным рублем, им просто очень нравится здесь жить и работать.
Мы со своей любовью к большим идеям видим в этом русский ответ колонизации Марса. Русская Арктика ближе, красивее и точно доступнее Марса. И места тут, мягко говоря, много.
Как тебе такое, Илон Маск?
Юлия Кореева
«В средней полосе или даже в Карелии я чувствую себя как будто посередине мира, а у нас в Арктике — край земли. Оттуда уже некуда деваться. Здесь возникает ощущение такого уютного уголка, где твой дом. Как бы там ни было сурово и холодно, но приезжаешь сюда — и в душе сразу наступает покой».
Юля Кореева переехала на Кольский полуостров из Москвы сразу после окончания института. Там вышла замуж, родила детей, занялась развитием туризма. Ее муж тоже переселенец — он стал малым предпринимателем, местным рыбаком. Основная причина, почему Юля и ее будущий муж переехали на Крайний Север, кроется исключительно в стремлении жить среди северной красоты.
СТЕПАНОВ: Тысячи мурманчан мечтают уехать в Москву, Петербург или туда, где мягкий климат, — в тот же Краснодар. Почему вы уехали из Москвы в Мурманск, в Заполярье?
Кореева: Главная мотивация — это бесконечная любовь к северной природе. Она завораживает меня, сколько себя помню, хотя в детстве я не бывала дальше Карелии. Попав в осознанном возрасте на Кольский полуостров, я поняла, что туда невозможно не вернуться — и после десяти поездок окончательно переехала на российский Крайний Север, в самый освоенный его регион. Упаковала вещи в восемнадцать коробок, отправила их транспортной компанией. Очень удивилась, увидев общий вес — 236 килограммов. И улетела на самолете. Сама же забрала вещи, заселилась в квартиру. Думала, что буду выбирать из нескольких вариантов, но в итоге в первую попавшуюся и заехала.
АКИМОВ: Сколько вам было лет, когда вы переехали?
Кореева: Двадцать два года, я только-только закончила институт. Мне понадобилось меньше месяца, чтобы решить, что в Москве меня ничего не держит и нужно уезжать из столицы. В тот момент у меня не было предложений о трудоустройстве, но в последний свой приезд я уже начала задумываться о том, чтобы поселиться на Севере, и стала готовить какие-то маленькие наработки. Однажды я отправилась на загородную базу, где выяснилось, что там требуется художник. После переезда я знала, что могу предложить владельцам свои услуги, а значит, у меня будет как минимум один заказ. Так и пошло: я выполнила заказ, мою работу увидели собственники других баз и тоже стали меня приглашать.
АКИМОВ: Вы не просто художник, а специалист по художественной ковке. Как вы стали кузнецом?
Кореева: Лет с трех моим любимым занятием было рисование. Заканчивая художественную школу, я поняла, что без рисования не вижу жизни, и поступила в Строгановку. Специализацию тоже выбрала по зову сердца: декоративно-прикладное искусство мне ближе, чем дизайн. Дизайн — это в основном работа за компьютером, а мне хотелось создавать какие-то изделия. Металл для меня интереснее, чем стекло или керамика, потому что в металле можно попробовать множество направлений — эмали, ювелирку, кузнечное или оружейное искусство и многое другое. Я остановилась на создании ножей.
АКИМОВ: В душе оказалось оружие, а не вилки и не ювелирка?
Кореева: Ювелирка мелковата. Кузню все-таки лучше оставить мужчинам. Как бы ни геройствовали женщины-кузнецы, но физически ковка дается нелегко. А ножи намного приятнее и легче оформлять, потому что они небольшие — это мне под силу, это интересно и красиво.
АКИМОВ: Как отреагировали ваши одногруппники, узнав, что вы собираетесь переехать на Кольский полуостров?
Кореева: Все друзья поддержали, потому что этого от меня и ожидали. Они знали, что, позвонив мне, могут услышать: «Я в Мурманске». Я улетала туда совершенно внезапно. Десять поездок за три-четыре года — не так уж много, но мне казалось, что я там постоянно. Наверное, потому что последние поездки были основательными, по две-три недели.
АКИМОВ: Что вы делали в Мурманске? Приехали, а что дальше?
Кореева: В первый приезд, в 2016 году, я гуляла по промзоне Мурманска, ходила к памятнику Алеше — почему-то не по проложенным дорогам, а напрямик, через скалы. Был ноябрь, вход в полярную ночь. Это весьма неприятный период, но мне безумно понравилось! Впечатлили корабли, залив, вода, смешанная с топливом и мусором. Я зачем-то решила ее попробовать — наверное, не могла поверить, что это залив Баренцева моря, хотелось убедиться, что она соленая. Попробовала, и, видимо, эта вода заразила меня любовью к городу. В первые приезды я не была ни в Териберке, ни в Хибинах — настолько понравился Мурманск. Он северный, атмосферный, зимой там постоянно либо рассвет, либо закат. Когда я впервые приехала летом, то съездила в Териберку — всего 120 километров, и ты на берегу Баренцева моря бассейна Северного Ледовитого океана. Круто осознавать, что через 2300 километров — Северный Полюс, а через тысячу километров уже начинается ледовая шапка. Одно это уже завораживает. А еще там от Мурманска ходит пароходик — «Клавдия Еланская». Он идет вокруг Кольского полуострова — на него можно просто так купить билет.
С первой поездки у меня возникло ощущение, что здесь мое место, здесь я дома. С тех пор все темы моих творческих работ в Строгановке касались Севера. Даже когда нужно было изготовить шахматы на тему революции, я после двухнедельных раздумий смогла привязать ее к близкой мне тематике — решила сделать северный флот. Революция заключалась в том, что белые — это суда, команда которых осталась верна царю и Богу, а красные — корабли, где произошел революционный переворот. И дальше все работы переиначивались на тему Севера — каминные принадлежности, которые мы ковали, и шахматы, которые мы отливали. Моя дипломная работа была посвящена саамскому искусству. Я изучила его так глубоко, как в тот момент могла. После переезда полученные знания очень пригодились, потому что здесь не было дипломированного специалиста по саамской культуре.
АКИМОВ: Вы нашли настоящих саамов?
Кореева: Конечно! Еще в студенчестве я задала вопрос в группе «Ловозерский оленевод» в соцсети «Вконтакте»: «Можете ли вы помочь мне со сбором материала для диплома?». Мне нужно было двадцать кончиков рогов оленя и пару больших рогов. Откликнулась молодая саамская женщина — за два месяца она собрала все, о чем я просила. Приехав в Ловозеро, я взяла у нее небольшое интервью. Она рассказала, что ей 29 лет и у нее два месяца назад родился четвертый ребенок. На тот момент ее старшей дочке было шесть лет, другим детям — четыре и два года. Все они появились на свет в роддоме в Оленегорске. В первые месяцы после выписки она, как положено, жила с ними в Ловозере, а потом возвращалась в тундру. И тогда я спросилАкимов: «Что будет, когда старшая дочь станет первоклашкой?». Она ответилАкимов: «Я пока не хочу об этом думать. Для меня дом — это тундра». Ее муж проводит в тундре одиннадцать месяцев и всего месяц, набегами, дома с ними. Он трудоустроен как оленевод, поэтому она — чум-работница. Это официальное название профессии.
В Ловозере есть колледж, где обучают на оленевода и на жену оленевода, то есть чум-работницу. Ее мама тоже была чум-работницей, официально трудоустроенной в колхозе. Традиционный уклад жизни сохраняется до сих пор. Что сильно изменилось в жизни саамов — появились блага цивилизации, ушел саамский язык из-за тенденций советского времени, в ходу современная одежда — например, куртки Columbia.
АКИМОВ: Вы не чум-работница, но тем не менее нашли, где применить профессиональные навыки на Кольском полуострове. Многих людей, которые хотели бы переехать в маленький город или деревню, останавливает мысль о том, что они не смогут трудоустроиться на новом месте. Вы быстро нашли работу?
Кореева: Мне хотелось работать на себя или хотя бы более-менее свободно выстраивать свой график, поэтому сначала я брала большие заказы, которые позволяют относительно быстро заработать хорошую сумму. Это не только оформление баз отдыха, а еще и рисование картин на шкуре оленя. Чаще всего я рисовала карты Кольского полуострова — их тоже заказывали турбазы и изредка частники. Одна шкура приносит четверть средней зарплаты за месяц. Занимаюсь этим и сейчас параллельно с личной жизнью и работой. Когда один из моих заказчиков по оформлению баз увидел, сколько я знаю про саамскую культуру, он предложил мне попробовать себя в качестве гида. Я приезжала два-три раза в неделю и вела программу, которая родилась у меня там, на Кольском. Позже это переросло в другой формат: еще глубже изучив тему, я стала гидом, который ездит по полуострову. Мы с мужем создали свою туристическую компанию и удачно отработали весь зимний сезон: делились с нашими дорогими гостями своим восприятием Севера и любовью к нему.
СТЕПАНОВ: Ваш муж мурманчанин?
Кореева: Нет, он переехал на Север из Йошкар-Олы в 2016 году, раньше меня. У него в Мурманске родственники, он бывал у них два раза в жизни — в 2001-м и в 2010-м. И когда он захотел что-то изменить в своей судьбе, то просто сел в поезд с двумя сумками и поехал на Север. Сейчас он занимается морской рыбалкой, летом ходит в море, ловит треску и сдает на реализацию. А зимой — туризмом, потому что в полярную ночь навигация. В Мурманске многие зарабатывают в летнее время промыслом, если не рыбачат, то собирают ягоды.
АКИМОВ: Многие считают профессией XXI века все, что связано с IT и инновациями, а мы сплошь и рядом встречаем людей, которые увлекаются каким-то традиционным делом — к примеру, ловят треску в Баренцевом море. Этому промыслу сотни лет, но и в наши дни в нем есть романтика и возможность заработать.
СТЕПАНОВ: Мы с Борисом бываем в регионах, где, считается, есть проблемы с трудоустройством. И удивляемся, что работодателям приходится искать людей, которые хотят и могут трудиться. Многим хочется быть менеджерами общего профиля, охранниками, специалистами по смотрению телевизора, из-за чего получается дисбаланс на рынке труда. В реальности, если у вас есть знания и желание работать, можно найти себе применение где угодно.
СТЕПАНОВ: Существует мнение, что все интересное и важное — в Москве. А что интересного в тундре? Что вас покорило в Мурманске?
Кореева: Если говорить про город, меня покорило, что там взгляд ни во что не упирается и практически из любой точки можно увидеть залив. Большая вода приятна глазу. Нравится, что повсюду сопки, небольшие, но красивые горные массивы — от такой картинки приходит расслабление.
Когда я нахожусь где-то в средней полосе или даже в Карелии, я чувствую себя как будто посередине мира, а там — край земли. Оттуда уже некуда деваться. Там возникает ощущение такого уютного уголка, где твой дом. Как бы там ни было сурово и холодно, но приезжаешь туда — и в душе сразу наступает покой.
АКИМОВ: Вы деконструируете миф о том, что только в крупном городе можно найти работу по душе и по достатку. Жить в Москве и быть гидом в тундре или ловить треску в море невозможно, поэтому, чтобы осуществить мечту, надо уезжать. Но к новому месту, даже если оно очень нравится, приходится привыкать. У вас долго шел этот процесс? Долго ли формировался круг общения?
Кореева: Все, кто переехал сюда из других городов, сказали, что полностью привыкнуть получается через шесть лет. А до этого иногда ощущается дискомфорт из-за того, что не к кому сходить чаю попить, не с кем разделить повседневные заботы, нет соседки, с которой можно поговорить по душам. Отсюда, кстати, многие уехали или уезжают. В последние два года у меня появилась хорошая подруга, но вчера она сказала, что переезжает в Москву. Значит, мне придется заново нарабатывать эту шестилетнюю схему.
Хорошо, что до переезда у меня были единомышленники, которым тоже нравится Север. Благодаря тому, что мы несколько раз в месяц принимаем гостей, дефицита общения нет. Они посуточно снимают квартиру в доме напротив — было бы слишком тяжело, если бы все селились у нас — и с нами ездят по Кольскому полуострову, любуются природой, ловят северное сияние. Многие уже приезжали по три-четыре раза, потому что хотят побывать в Мурманске в каждом из сезонов. Поэтому у меня нет чувства, что общение прервалось.
СТЕПАНОВ: Не скучаете по московским театрам, музеям, паркам?
Кореева: Для меня как для любителя природы лучший досуг — уехать километров на тридцать в тундру, пособирать ягод, полюбоваться на красивое озеро. Если бы у меня был дом в тундре, я могла бы неделями оттуда не вылезать. Театры и кино присутствуют в моей жизни, но не являются ее основой. Если будет какая-то важная постановка, на которую мне захочется попасть, то это отличный повод съездить в Москву или в Петербург. Зато у нас замечательные музеи. Парков мало, но зачем нужен искусственно созданный уголок природы в городе, когда природа — повсюду? Для меня очень важно жить среди этого и воспитывать там детей.
В свое время родители прививали мне любовь к природе. А теперь мы прививаем дочке особенное восприятие Севера, везде берем ее с собой. Она меленькая, но уже умеет говорить: «Смотри, сияние!» и знает, как его увидеть.
СТЕПАНОВ: Человечество давно рассуждает о том, что на Земле мало места, поэтому надо осваивать инопланетные территории, и в первую очередь Марс — планету без кислорода, с непригодной для человека атмосферой. Это огромные деньги.
АКИМОВ: Между тем мы понимаем, что пятая часть территории России находится за Полярным кругом, где плотность населения — меньше одного человека на квадратный километр. Территории немеряные, а все это гораздо ближе, чем Марс. Но если сейчас кому-то скажешь: «Давайте подумаем, как, к примеру, освоить Таймыр — огромное пространство», то большинство ответит, что это полный бред. Притом люди готовы слушать и рассуждать про освоение Марса.
«Россия 2062» — это практическая утопия: фантазируя, мы всегда находим практические кейсы, подтверждающие наши утопические взгляды. Вы — тот самый практический кейс. Массовое освоение Заполярья могло бы стать одним из драйверов развития России на ближайшие десятилетие.
СТЕПАНОВ: Поедут ли люди в русскую Арктику? Чем она может привлечь к себе?
Кореева: В первую очередь все любители природы там найдут дом для своей души. В целом в Заполярье абсолютно нормальная инфраструктура. Я, избалованная комфортом москвичка, была шокирована, насколько там все хорошо и логично устроено для местных жителей. И уже на моих глазах произошло множество улучшений, появились интересные фестивали. Вопреки интернет-уткам о том, что Мурманск утопает в мусоре и вообще скоро погибнет, там хорошо и интересно жить и тем, кто любит город, и тем, кто любит природу. Там много работы — и для мужчин, которые хотят заработать длинный рубль, и для женщин. А непростые климатические условия и полярная ночь достаточно терпимы.
АКИМОВ: Вы сеете вокруг себя такой позитив от жизни за Полярным кругом! Никто из ваших близких и приятелей, которые приезжают к вам из Москвы, не захотел последовать вашему примеру и переехать на Кольский полуостров?
Кореева: Трое уже, можно сказать, на низком старте, но пока что-то их держит. Сложно решиться на переезд, когда у тебя все хорошо и спокойно. Возможно, для этого надо, как я, пройти через своего рода отчаяние, через осознание, что нужно что-то менять. У кого-то, может быть, этот момент пока не пришел, но есть и те, кто всерьез об этом задумывается.