«Афонский супчик»

И другие рассказы из книги «Самый Главный Господин»

570 р

Афонский супчик

Если кому-то охота испытать на себе всю силу первой седмицы Великого поста — поезжайте на Афон, в Пантелеимонов монастырь. Когда нам принесли расписание служб, я вздохнул с облегчением. Первая служба — полунощница и утреня — в 8 утра! Нет, ну вы только себе представляете! В 8 утра! Постом!

У нас на приходе и то раньше служат — в 7 начинают: а тут — 8 утра! Афон! Глазам не верю! Неужели монахи совсем обленились? Следующая — вообще странно: в 16 — часы, третий и шестой. Что? Еще и третья служба есть? Вечерня — в 19? Стоп. А это что такое? Четвертая служба? Во сколько, во сколько? Половина одиннадцатого? Что-то я вообще ничего не понимаю. Ах вот оно что: это не наше время, а византийское. По отношению к обычному — минус шесть часов. Что??? То есть первая служба не в 8 утра, а в 2 часа ночи??? И весь день с небольшими перерывами — сплошные богослужения до самого вечера?.. Это звучит почти как приговор. Что же, на то и приехали.

Понедельник пролетел быстро и почти незаметно. Организм на бреющем полете после недавнего заговления особо-то и не заметил самого строгого дня без пищи и без воды — как и предписано монастырским уставом. Мышцы толком еще тоже не поняли, что поклоны — это надолго, и чувствуют себя вполне комфортно. Все самое интересное начнется чуть позже.

На следующий день — а это вторник — начинается самый настоящий бунт организма. Во-первых, он хочет спать. Во-вторых, он очень ждет, что его накормят. В-третьих, да сколько же можно эти поклоны бить? Непривычные нагрузки нервируют мышцы, которые требуют покоя и отдыха. В конце вечерни, которая по-нашему заканчивается где-то около двух часов дня, я слышу нечто, что рождает целый букет эмоций: будет трапеза! Вы слышали — трапеза! Во вторник первой седмицы! На Афоне! Да быть такого не может! Хороши монахи-подвижники, ничего не скажешь! Однако все и правда прямиком из храма направляются в огромную трапезную, некогда кормившую целую тысячу монашествующих. Лишь только переступаю порог, нос улавливает какой-то очень знакомый — но непонятный пряный запах. На столах — перевернутые миски и кружки из нержавейки, закрытые кастрюли и такие же металлические противни — тоже закрытые. Из-под крышек медленно просачиваются струи ароматного пара. «Ну надо же! Что происходит? Что же там в кастрюле? Суп? Каша? Овощи? Хоть без масла, надеюсь?» — проносятся в моей голове очень благочестивые мысли несостоявшегося постника. Однако мысль о том, что изголодавшийся желудок получит какой-то горячей пищи,  уже греет сердце. После молитвы открываю кастрюлю — и — о ужас! — ничего в ней не вижу, кроме пустой воды. Как? А откуда запах? Смотрю на соседей — они уверенно набирают половником эту воду себе в миски, открывают поддоны — а там лежат крупно нарезанные куски ржаного хлеба. Наливаю себе в миску — пробую — оказывается, это не просто кипяток: это отвар — а, понял! — лаврового листа, слегка подсоленный. 

Да, вот уж супчик так супчик! «Кипяточку не хотите?» — подходит дежурный монах, предлагая горячий чайник. Вот тебе и трапеза: ломоть хлеба с горячей водичкой. Оказывается, это давняя святогорская традиция:

на первой седмице давать настой лаврового листа, который хорошо помогает перестроиться пищеварению и при этом не нарушить строгости поста. Вот куда надо было отправлять солдата из сказки про кашу из топора: к русским монахам — они и без масла и прочих продуктов веками успешно варят супчик из одной лаврушки!

Как встретить Бога?

Идет человек по улице — шумной, людной, московской. Машины тыкаются туда-сюда, пытаясь вместить невместимое во все еще нетронутые узенькие проулки Замоскворечья. Свежевыпавший снег лишь немного приглушает гарь выхлопных газов, изредка перебиваемую запахом кофе или выпечки из придорожных забегаловок. Череда зданий вдруг прерывается нехарактерной линией алтарной апсиды. Храм. Можно зайти. «А вдруг и на самом деле там Бога встречу?»

Тяжелая дубовая дверь нехотя впускает посетителя. В нос ударяет запах, непривычный для улицы, — ладана и то ли копоти, то ли дыма от затушенных свечей. Пока Бога не видно. На доске объявлений — просьбы о помощи, расписание служб, фотографии детской воскресной школы, объявления о паломнических поездках. Школа катехизации. Тоже — не Бог. Внутри храма не то чтобы темно — но света немного. Служба закончилась, немногие прихожане разбредаются кто на выход, кто на лавочку — батюшку дождаться, кто в свечную лавку. С высоких икон смотрят святые лики — но Бога среди них тоже не видно.

— Вам помин заказать надо? Или свечки поставить? Вы обращайтесь, если что, не стесняйтесь! — дружелюбно обращается дежурная за свечной лавкой.

 «Да, интересно, что бы она ответила, если ее спросить — а где тут можно Бога найти? Нет, не надо искушать, пусть своим делом занимается!» В левой части храма — богато украшенный живыми цветами кивот с иконой Богородицы. Недавно был праздник, и цветы все еще смотрятся живым узором. Красиво, даже очень. Но тоже — не Бог. Из алтаря торопливо выходит священник, к нему подходят под благословение — наверное, на беседу. Очередь. Человек ждет, когда батюшка освободится.

— Отче, а как мне найти Бога?

Вопрос повергает священника в недоумение.

— А вы что, неверующий, что ли?

— Да нет, конечно, я верующий. Но мне хочется… как бы вам сказать… ощутить Живого Бога, Его присутствие, хотя бы какой-то след в жизни! Не того Бога, который из книжек, а настоящего, Живого!

Батюшка задумался. Помолчал.

— Вы музыку любите?

— Да.

— А что вы делаете, когда хотите услышать настоящую, живую музыку?

— Иду на концерт, в театр.

— Вы можете в театре не услышать музыки?

— Ну, конечно, можно. Например, весь концерт просидеть в соцсети.

— А что нужно, чтобы все-таки услышать музыку?

— Очень сильно захотеть ее услышать!

— Вам не кажется, что я уже ответил на ваш вопрос? Чтобы встретить Живого Бога, надо пойти туда, где Его встретишь скорее всего, — то есть в храм — Его дом — и настроиться на эту встречу. Для этого у нас есть два инструмента: исповедь и причастие. По крайней мере, сделав эти шаги, вы свою подготовку к этой встрече выполните. А дальше — шар будет уже на Его, Божьей, стороне!..

— То есть вы хотите сказать, что, даже все это сделав, не факт, что я Его встречу?

— Конечно! Это Он — Бог, Господин, — а не мы с вами. Он не «мальчик на побегушках». Он приходит не тогда, когда Его зовут, — а когда готовы услышать!..

Пояс

Когда привозили в Москву пояс Пресвятой Богородицы, народ хлынул в Храм Христа Спасителя, чтобы приложиться к этой великой святыне. В считаные часы очередь стала просто фантастической по размерам. Никуда не денешься, надо стоять. А на улице мороз, временами, конечно, пробивается зимнее солнышко — но не особо-то и греет. А стоять еще долго!

Очередь хоть и медленно, но все же движется. Делать нечего, надо стоять. Оглядываюсь вокруг. В основном женщины — разного возраста, не сильно молодые, но и пожилых единицы. Детей почти нет. Классических православных — тоже. Иногда, конечно, кто-то крестится — но вид у большинства вполне светский. Лица достаточно хмурые, обычные, русские — хотя то там, то здесь видишь другие национальности. Холодно. Ловлю себя на мысли — и зачем все это мне надо? Мало ли какие святыни в мире есть? Нет, ну, конечно же, пояс Самой Пречистой Девы — из афонского монастыря — это нечто особенное… Но все равно холодно. Ладно, попрыгаем, потопаем — немного согрелись. Проходит час. Наша очередь продвинулась существенно — но при взгляде, что ожидает впереди…

Нет, туда лучше не смотреть. Становится скучно. Молиться уже не хочется — ну невозможно же постоянно молиться, в конце концов! Былое рвение у соседей тоже как-то резко упало: молитвословы позакрывали, маются. Глаза начинают рыскать по сторонам в поисках какого-то хотя бы человеческого тепла. Хочется разговора. 

«Да, ну и погодка», — забрасываю удочку рядом стоящей женщине, лет пятидесяти — но все еще активно молодящейся. Она улыбается уголками губ: «Не говорите. Достоим ли?» Включаюсь в завязывающийся разговор: «Даст Бог сил, достоим. Не мы первые». Повисает неловкая пауза. Неожиданно соседка говорит: «Эх, если бы не Ванька — ни за что бы на эту аферу не согласилась!» Приподнимаю брови в ожидании продолжения. «Да сын у меня — непутевый. Женился, развелся, снова женился — детей нет, все не слава Богу. Хоть и повенчались — думали, может, это сработает. Пока все — вхолостую». Через минуту оборачивается к нам другая женщина: «И я тоже — из-за ребенка. У внучки опухоль обнаружили — говорят, непредсказуемо: или пройдет, или на всю жизнь останется инвалидом. А ей-то всего годик. Жить да жить — и тут на тебе!» Окружающие сочувственно молчат. Очень холодно. Ноги начинают неметь. Заканчивается второй час ожидания. Мы уже почти в середине. Ну и дурацкая ситуация: жутко хочется уйти — сил нет мерзнуть дальше. А посмотришь вокруг — все так же маются, но терпят, не уходят. Видать, мотивация куда посильнее, ради ближних страдают. Кто сказал — чайку? Ну надо же — кто-то принес в очередь термос горячего чая. Пара глотков — и настроение резко улучшается. Ничего, продержимся. Осталось-то всего ничего: еще пара часов. Между нами, объединенными общей кружкой, завязывается неспешная беседа. Каждый — о своей боли, о проблеме, о надежде. Просто так никто не стоит. За каждой фигурой — своя драма, своя история.

Заканчивается третий час. Мы уже знаем друг друга по именам. Кто-то успел обменяться телефонами, но у всех на лицах праздничное настроение. Еще совсем чуть-чуть — меньше часа — и мы у заветной цели. На душе — мир. Какие же вокруг нас прекрасные люди! Правда, скрывают свои сокровища под завесой мрачности и хмурости. И вдруг я четко осознаю: за эти три часа на морозе мы стали единством. Мы — родные. И уже утешенные. Хоть разворачивайся и уходи. Вот она — литургия — общее дело! Вот что открывает ее, милость Божию: три часа на морозе с молитвой и общей мыслью о самом заветном!

«Матрица»

В притворе храма меня ожидает небольшого росточка худой, интеллигентного вида мужчина в очках. Увидев меня, он быстро поднимается с лавки.

— Батюшка! Вы мне всю жизнь изменили!

Взбудораженный вид пришедшего не предвещает ничего хорошего.

— Что случилось? Чего я такого наделал? — Я пытаюсь повернуть разговор в шутливую сторону.

От удивления у мужчины широко открываются глаза.

— Да как, неужели вы не помните? Вы же мне благословили посмотреть «Матрицу», и теперь — вот результат!

«Так, приехали!» Я мучительно пытаюсь вспомнить, что же был за контекст исповеди, при котором я мог дать такой нетипичный совет. Не помню, вот и все тут!

— Простите, но я что-то не понимаю. При чем тут «Матрица», я, ваша жизнь? Я вас смутил или соблазнил? — стараюсь хоть что-то понять.

— Да что вы, батюшка! Вы просто спасли мою семейную жизнь!

— Чем? «Матрицей»? — Я совсем перестаю что-либо понимать.

— Да! Именно ей! — возбужденно подтверждает мужчина. — Понимаете, когда вы сказали про этот боевик, я сначала подумал, что вы, простите, то ли неверующий, то ли сумасшедший. Но за святое послушание решил посмотреть. В начале фильма я все больше убеждался в своей мысли о том, что с вами не все в порядке. Но потом произошло чудо! Да, да, именно чудо — я иначе не могу сказать! Я все понял! И теперь я живу, я просто счастлив! — От сильного волнения лицо мужчины раскраснелось. — Я теперь точно знаю, чего хочу от жизни!

— Интересно, и чего же вы хотите?

— Я хочу быть Нео!

«Спокойно! — говорю сам себе. — Это всего лишь еще один клинический случай. Главное, не пытаться спорить и не подливать масла в огонь». Медленным, размеренным голосом продолжаю:

— Простите, я не очень понимаю. Мы призваны к святости, к спасению — а при чем здесь Нео?

— Вот именно, дорогой батюшка, вот именно! Я хочу, как Нео, останавливать летящие в меня пули одним взглядом! Сейчас объясню. Вот я прихожу вечером с работы домой. Меня встречает жена — и прямо на пороге начинает расстреливать пулеметными очередями своих обид и претензий. А я вижу, как все эти слова останавливаются в воздухе, повисают — и до меня не долетают. Вообще, представляете? Я все время про себя читаю молитву: «Господи, спаси мою любимую жену!» Вся та грязь, которая вылетела из нее, теперь не долетает до моего сердца!

Я вижу эти злые слова — как они останавливаются в воздухе — и я, как Нео, взглядом бросаю их на пол, и они исчезают. Тогда я с улыбкой ее обнимаю и целую! И она — представляете — замолкает и становится другой! Она за ручку меня ведет ужинать! Представляете? За ручку! А я ведь уже был готов с ней разводиться, сил больше никаких не было терпеть эти ежедневные поношения!

— Помоги же вам Господи! — все, что только и смог я вымолвить напоследок…